Дикое сердце [= Огненный омут ] - Симона Вилар

Ценнейшие перстни поблескивали на его холеных пальцах. Церковные богатства нормандского примаса весьма возросли при власти Ролло, и Франкон чувствовал бы себя вполне счастливым, если бы этот варвар не начал вновь готовиться к походам, к которым обязывала его воинственная религия северян. Епископ опять заговорил, что Ролло берет на себя страшный грех, разжигая войну с христианами.

Ролло небрежно отмахивался. Почему он должен думать о мире, когда сами франки воюют между собой? В то время, как норманны ограничиваются лишь краткими набегами, разбой в землях Карла Простоватого является отнюдь не проявлением миролюбия христиан. Епископ не находился, что ответить. В Руане знали, что на Луаре Эбль Пуатье ведет нескончаемые войны с Адемаром, графом Ангулемским; Фульк Анжуйский, по прозвищу Рыжий, враждует с Тибо Турским; могущественный Герберт Вермандуа пошел войной на Бодуэна Фландрского; ухудшаются отношения между дядьями Эммы герцогом Робертом Нейстрийским и королем Карлом Простоватым. И хотя видимость мира сохраняется, всем известно о бесконечных набегах их вассалов на пограничные владенья.

Да, франки воюют, ослабляют себя междуусобицами, в то время как власть Ролло крепнет. И он не скрывает, что ждет своего часа, когда пойдет большим походом на франков, ибо хочет стать королем всех этих земель.

— Ты очень честолюбивый человек, Роллон. Северянин дерзко улыбался, но серые глаза цвета моря его северной родины оставались серьезными.

— Только честолюбивые люди получают то, что хотят.

— Никто не в силах достичь невозможного, — покорно и неопределенно отвечал епископ.

Франкон бросал украдкой взгляд на гордое лицо и мощный торс Ролло. Порой и Франкону казалось, что этому варвару под силу совершить невозможное. В нем жил дух Атиллы и Теодориха, а Франкон читал, сколь многого они достигли и какую память оставили в веках. И он, Франкон, считал, что должен сделать все возможное, чтобы остановить Ролло, не допустить нового нашествия. И в этом рассчитывал на благоразумие Эммы.

А она сидела между ними, нарядная и красивая. Франкон видел, как сияют глаза Ролло, когда тот обращает взор на жену. Она очень изменилась, повзрослела за последнее время. Сейчас, когда волосы ее были высоко зачесаны и уложены короной, удерживаемые узким обручем с невысокими зубчиками, она выглядела как настоящая королева.

Поклонник всего прекрасного, епископ не мог не воздать ей должное и отмечал у этой девочки врожденный вкус, умение выбирать одежду и украшения. Сейчас на ней было широкое одеяние цвета топленого молока с вышитыми по подолу и на рукавах узорами в виде дубовых листьев, фактурой напоминающие тонкую резьбу по дереву. Длинные ажурные серьги изящно покачивались при повороте головы, отбрасывая легкие лучики на щеки и длинную шею молодой женщины.

Она выглядела прекрасной и цветущей, беременность отнюдь не портила ее, а уже выступавший под складками платья живот только умилял и придавал ее девичьему облику нечто трогательное. И тем не менее она умела добиваться того, к чему стремилась, а Франкон старательно внушал ей мысль, что от того, будет ли крещен правитель Нормандии или нет, зависит и мир во Франкии, и благополучие ее ребенка, и собственная жизнь Эммы.

Стукнула дверь, вошел стражник, сообщил Ролло, что прибыл его посланник. Ролло поднялся, вмиг превратившись из расслабленного, лениво-сытого зверя в напряженного, сосредоточенного на охоте жадного хищника.

Ролло вышел, даже не попрощавшись. Эмма с тревогой поглядела ему вслед. Она уже знала, что следует за такими поздними визитами и такими новостями. Ролло теперь или придет к ней поздно ночью, либо может не прийти совсем, и она лишь услышит дробный топот копыт под окнами. Она уже привыкла к его отлучкам.

Эмма любила Ролло как мужчину и мужа, но испытывала и огромное уважение к его мудрости и силе правителя. Во власти он был упрям, безжалостен, неуступчив, решителен и настойчив. Он был милостив к тем, кого признал и возвысил, но его гнев заставлял трепетать любого, кто выходил из повиновения: будьте франк-перебежчик, или же соплеменник Ролло, или хозяин земель Нормандии не спешивший открыто Признавать, его власть. Казни не были редкостью в Руане, а Ролло порой приходил к Эмме в опочивальню весь пропахший запахом пыточной, и она брыкалась и ругалась, не желая принимать его. Порой, когда он устало засыпал, едва его голова касалась подушки, Эмма разглядывала мужа. Во сне черты его разглаживались, становились безмятежными и спокойными. Наверное, такое лицо у него было в детстве, и тогда Эмма испытывала к нему прилив почти материнской нежности. Порой он хмурился во сне, и лицо его обезображивалось жестоким, почти звериным оскалом.

— Жги! — громко приказывал он кому-то, и Эмма вздрагивала..

На память приходила их первая встреча, когда они испытывали друг к другу жгучую ненависть. В эти минуты Эмма думала о том, как могло так случиться-, что она — его жертва, его враг — вдруг стала женой этого варвара, носила его ребенка и смогла полюбить так, что он стал частью ее души, ее сердца. И тогда она ласково проводила рукой по его лицу, словно стирая оскал зла, а Ролло словно успокаивался, вновь становился мягким, любящим.

— Эмма… — страстно шептал он во сне, и властным, бессознательным жестом притягивал ее к себе. Она замирала в его сильных руках, закрывала глаза и молила Бога и всех святых, чтобы они не оставили ее своей милостью, позволили и дольше оставаться с Ролло, и тогда она будет считать себя счастливейшей из смертных. Эмма улыбнулась своим мыслям, глядя на мерцающий огонек свечи. Она словно забыла о присутствии в покое епископа. Франкон поняв это не стал мешать ее мыслям. Он специально остался с Эммой допоздна и хотел поговорить, потому что уже давно понял, что хоть Эмма и регулярно исповедуется ему и причащается, но на особую искренность ее можно вызвать лишь в задушевной беседе.

Поэтому епископ молча встал и прошелся по покою, оглядывая его строгим взглядом ценителя красоты и изящества. Эта девушка безусловно выбрала самые удобные флигели старого Руанского дворца. Окна ее покоев выходили в тихий садик клуатра[3], где цвели примулы и ноготки и слышалось тихое журчание недавно починенного фонтана. Окна были двойными, образовывавшими полукруглые ниши, разделенные, по романской традиции, посредине резной колонной. Над головой выгнутые арки складывались веерным сводом, а сочленения их были украшены ярким орнаментом.

Дощатые полы покоев были тщательно выскоблены, бронзовые светильники умело расставлены, возле резных кресел лежали меховые коврики. Вся мебель была украшена резьбой, будто оплетена тонким кружевом. Дверь — бронзовая, с барельефом в нише на возвышении.

"За дверью — покои для свиты Эммы, где всегда наготове ожидает прислуга, пажи, охранники. Все продумано, как у истинной королевы, какой ее сделал Ролло. А она за это обустроила ему дом, ибо вряд ли прежняя жена Ролло могла бы окружить мужа таким комфортом и уютом Взгляд Франкона остановился на нише в углу, где возвышался аналой из дорогих пород черного дерева, называемого эбеновым, над которым висело старинное распятие из потемневшего серебра.